Пена. Дамское счастье [сборник Литрес] - Эмиль Золя

те, кто питается объедками. В этом крылось врожденное презрение южанина-коммерсанта.

– Итак, дорогой барон, – спросил он, заключая беседу, – угодно ли вам стать моим союзником? И можно ли достичь соглашения в вопросе о земельных участках?

Барон, наполовину убежденный, тем не менее еще колебался, опасаясь ввязываться в подобную аферу. Муре почти обольстил его, и все же его одолевали какие-то неясные сомнения. Он уже собрался было дать уклончивый ответ, как вдруг его выручил настойчивый призыв дам, сидевших в гостиной. Женские голоса, перебиваемые легкими смешками, настойчиво звали: «Господин Муре! Господин Муре!»

И поскольку тот, недовольный этим вмешательством, притворялся, будто не слышит, графиня де Бов встала и подошла к двери салона:

– Вы нам очень нужны, господин Муре… Как вам не совестно прятаться по углам и вести деловые разговоры в гостях!

Муре с притворно любезным видом подчинился ее призыву, чем приятно удивил барона. Встав, они оба прошли в гостиную.

– Всегда к вашим услугам, сударыни! – сказал Муре с любезной улыбкой.

Дамы встретили его восторженно, как героя, заботливо усадили в центре своего кружка. Солнце уже скрылось за деревьями сада, день померк, и просторная гостиная медленно погружалась в полумрак. Это было начало мягких сумерек, недолгие мгновения томной неги, что окутывает парижские апартаменты между угасающим светом дня и лампами, которые еще только зажигают в людской. Фигуры графа де Бова и Валаньоска, по-прежнему беседовавших у окна, отбрасывали на ковер расплывчатые тени; у другого окна застыл Марти в своем поношенном, но чистеньком сюртуке, несколько минут назад тихонько вошедший в гостиную и еще никем не замеченный, – в оконном проеме смутно маячило бледное, изможденное лицо скромного учителя, которого привела в ужас дамская дискуссия о роскошных нарядах.

– Так эта ваша распродажа все-таки состоится в понедельник? – настойчиво выспрашивала госпожа Марти.

– Ну разумеется, – ответил Муре тем медовым голосом – голосом актера, – которым всегда разговаривал с дамами.

– Имейте в виду, мы все явимся к вам! – вмешалась Анриетта. – Говорят, вы нам уготовили настоящие чудеса.

– Ну что вы, это слишком громко сказано! – отвечал Муре с притворным смирением. – Я просто стремлюсь быть достойным ваших запросов.

Тем не менее дамы засыпали его вопросами. Мадам Бурделе, мадам Гибаль и даже Бланш хотели знать буквально все.

– Ну пожалуйста, расскажите подробнее, не мучайте нас! – настойчиво твердила графиня де Бов.

Они буквально взяли его в плен, но тут Анриетта напомнила, что Муре еще не пил чая. И началась суматоха: сразу четыре дамы взялись поухаживать за ним – правда, с условием, что потом он им все расскажет. Анриетта наливала чай, мадам Марти держала чашку, а графиня де Бов и мадам Бурделе оспаривали друг у друга честь положить в нее сахар. Муре отказался сесть и начал неспешно пить свой чай, стоя посреди дам, которые расположились поближе к нему, заключив в тесный круг. Они смотрели на него снизу вверх горящими глазами, льстиво улыбались ему.

– Так что же это за шелк – ваше знаменитое «Парижское счастье», о котором трубят все газеты? – жадно спросила мадам Марти.

– О, этот фай действительно необыкновенный, – отвечал Муре, – плотная ткань, мягкая, но прочная… Да вы и сами убедитесь в этом, сударыни. Притом купить его можно только у нас, ибо мы приобрели на него исключительные права.

– Боже мой, такой прекрасный шелк всего по пять шестьдесят за метр?! – воскликнула госпожа Бурделе. – Подумать только!..

Этот шелк, с тех пор как Муре начал его рекламировать, занял в жизни дам главное место. Они без конца судачили о нем, мечтали о покупке, разрываясь между желанием и сомнением. Под любопытством и назойливыми расспросами, которыми они осаждали молодого человека, проступали совершенно разные характеры: мадам Марти, обуреваемая жаждой расточительства, скупала в «Дамском Счастье» все, что попадалось ей на глаза, без разбора; мадам Гибаль часами бродила по магазину, не тратя ни гроша, услаждая себя лишь созерцанием выставленных товаров; графиня де Бов, стесненная в деньгах, терзалась одолевающими ее желаниями, с ненавистью глядя на вещи, которые не могла унести с собой; зато госпожа Бурделе, с ее безошибочным чутьем практичной мещанки, признавала только распродажи в больших магазинах, пользуясь ими как благоразумная опытная хозяйка, с немалой для себя экономией; Анриетта же, отличавшаяся изысканной элегантностью, приобретала в «Дамском Счастье» лишь отдельные товары – перчатки, трикотажные изделия, простое постельное белье.

– У нас имеются и другие ткани, столь же привлекательные как по своей дешевизне, так и по качеству, – медоточиво продолжал Муре. – Вот, например, рекомендую вам «Золотистую кожу» – тафту с неповторимым волшебным отливом… Впрочем, среди наших шелков вы найдете множество очаровательных материй самых изысканных расцветок и рисунков, выбранных нашим закупщиком; а что касается бархата, мы предложим вам богатейшую гамму цветов и оттенков… Сообщаю вам также, что нынешней зимой войдет в моду сукно и вы сможете приобрести у нас отличные утепленные ткани – шевиот и прочие…

Дамы уже не прерывали Муре и только придвигались все ближе и ближе, жадно ловя каждое слово этого искусителя, стремясь к нему всей душой, всем своим существом, с блаженными улыбками на приоткрытых губах. Их глаза помутились, по спинам пробегал озноб. Он же сохранял хладнокровие победителя, равнодушного к дурманящим ароматам женских волос. После каждой фразы он отпивал глоток душистого чая, и его благоухание на миг перебивало более резкие окружающие запахи, в которых таилось что-то звериное. В обаянии этого человека, достаточно уверенного в себе, чтобы свободно манипулировать женщиной, не поддаваясь на ее уловки, чувствовалась такая магнетическая сила, что барон Хартман, не спускавший с него глаз, почувствовал невольное восхищение.

– Значит, зимой будут носить сукно? – перепросила мадам Марти; ее лицо, изрытое оспинами, даже похорошело. – Непременно посмотрю!

Госпожа Бурделе, не утратившая самообладания, сказала в свою очередь:

– Кажется, распродажа остатков у вас по четвергам?.. Я дождусь этого дня, мне нужно приодеть детишек. – И, повернув к хозяйке дома свою хорошенькую белокурую головку, спросила: – А ты по-прежнему одеваешься у Совер?

– Ну конечно, – ответила Анриетта. – Она берет дорого, зато в Париже никто, кроме нее, не может так искусно выкроить корсаж… И потом, что бы там ни говорил господин Муре, у нее самые оригинальные расцветки тканей, таких больше нигде не сыщешь. А я не желаю видеть платье из такой же ткани, как у меня, на каждой встречной.

Муре слегка усмехнулся при этих словах, потом дал понять, что Совер покупает эти ткани у него; правда, некоторые она приобретает напрямую у производителей, обеспечивая себе эксклюзивные права, но в других случаях – взять, например, черный шелк – эта портниха дожидается распродаж в «Дамском Счастье», набирает ткани оптом, а потом шьет платья, взимая двойную, а то и тройную цену за материал.

– Таким образом, я совершенно уверен, что ее приказчики скупят у нас все запасы «Парижского счастья», – сказал он. – И в самом деле: к чему ей платить за него на фабрике дороже, чем у нас в магазине?! Поверьте мне: мы продаем этот шелк себе в убыток.

Этими словами он окончательно покорил всех дам. Сознание того, что можно приобрести товар в убыток магазину, подстегивало в каждой из них алчность покупательницы, которая наслаждается вдвойне, полагая, что ей удалось перехитрить продавца. Муре знал, что женщины не способны устоять перед дешевизной.

– Да мы и все остальное продаем себе в убыток! – весело объявил он, взяв веер госпожи Дефорж, забытый на столике. – Вот взять хотя бы этот веер… Во сколько, вы говорили, он вам обошелся?

– Шантильи – в двадцать пять франков, а оправа – в двести, – ответила Анриетта.

– Ну что ж, шантильи стоит недорого. Хотя мы-то его продаем по восемнадцать франков. Что же касается оправы, тут вас бессовестно обобрали, мадам. Я у себя в магазине не посмел бы взять за такую больше девяноста.

– Ну вот, я же говорила! – воскликнула мадам Бурделе.

– Всего девяносто… – прошептала графиня де Бов. – Чтобы упустить такой случай, нужно и впрямь сидеть без гроша.

Взяв со столика веер, она снова начала его рассматривать, показывая Бланш,